Четверть века не была в Никитинке. Но вот на очередном витке жизни вернулась. Завела читательский билет, получила талон, отключила в телефоне звук. И отправилась по широким, глухим ступеням ввысь и вдаль.
В библиотечных коридорах царит торжественный полумрак. Их пещерная прохлада так контрастирует со слепящим уличным пеклом. Тишина, лишь жалостное поскрипывание паркетин в особо натруженных читательскими ногами местах. Кругом нарядные, упакованные в стеклянные саркофаги экспозиции редкостей, тематические стеллажи, бескрайние ряды бумажной картотеки с архаичными литерами на ящичках. Тихие, пропахшие нафталином (читай – чаем и пылью) библиотекарши, встречают посетителей с радушием истомленных одиночеством затворниц. Библиотека отчаянно борется за место под солнцем, за право жить в новейшей культурной среде, состоящей из кликов и лайков. Но она настоящая – и мне там нравится!
Зайти в гулкий зал, выбрать укромный столик у окна, разложить пасьянсом книги. Вспомнить студенческие годы... конспекты, рефераты, смысл которых дошел до меня много лет спустя (или не дошел вовсе!). Извлечь из памяти лицо научного руководителя, его простуженный голос с прокурорскими нотками. Жив ли он? Тогда ему было за семьдесят – а теперь?.. Неожиданно обнаружить декорации эпизода «Москвы слезам не верит» – того самого, где Люся клеит в курилке профессоров. Оглянуться вокруг в поисках профессоров сегодняшних – и вздохнуть с сожалением, не найдя ни одного. Лето! Увлечься содержанием первой раскрытой наобум книги, нечаянно рассмеяться вслух и умолкнуть в ожидании строгого замечания библиотекаря, как тогда, много лет назад, когда читальные залы были набиты, а книжные дамы молоды. Но нет. Никто не ругает... Посмотреть в окно и увидеть там старый тополь, изнывающий от духоты и зноя. Заездить глазами одну и ту же страницу, пытаясь глубже вникнуть в суть. Затуманить взгляд, давая отдых уставшим глазам, и чуть было не задремать от убаюкивающего шелеста станиц. Посмотреть на часы и удивиться стремительно промчавшемуся часу, дню, году, жизни...
