Сто лет не была в театре! Магическое имя Гоголя в названии спектакля плюс юношеская симпатия к ОБЭРИУтам – и я посвящаю вечер Мельпомене.
Но мотивы зрителей и причины столь длительного театрального воздержания – дело десятое. Поэтому не буду больше о них говорить. Лучше о спектакле.
«Гоголь переоделся Пушкиным» в стенах Камерного театра. Гоголь был безус, а Пушкин рус. Марина Малич нацепила бороду и переоделась Толстым, а после – лошадью. Рыжая девушка в одеждах и бакенбардах Достоевского весь вечер пыталась застрелиться. Лермонтов переоделся следователем ГПУ и сплясал ритуальный танец смерти. Театр абсурда в прямом, переносном и прочих возможных и невозможных смыслах. Понятно, что творчество писателя-абсурдиста по определению задает стилистику постановки. Однако именно спектакль позволил мне постичь глубину Хармса. Вот уж не думала, что смогу заплакать от анекдотов, перемешанных с маскарадом. Смех и слезы. Смех сквозь слезы. Слезы сквозь смех... Все рядом. Все близко.
Первые минуты после окончания спектакля не могла вымолвить ни слова. Чувствовала себя переполненной. Чем? Трудно сказать. Что-то проникло внутрь, минуя мозговые извилины. Что-то большое, колючее, жаркое, иногда соленое, чаще горькое... порой страшное до оторопи, а то вдруг безумно смешное. Алогизм абсурда. Абсурда жизни, абсурда творчества. Пушкин, читающий убогие четверостишия современности. Гоголь, вопрошающий тройку-Русь, скрытую под резиновой лошадиной маской. Хармс с лунной походкой Джексона, беззащитный и неожиданно близкий. Меловые круги, даже тройные, не защищают от нечисти. Красному «Вию» подняли веки, и смертоносный взгляд его уже устремлен на странного семинариста, пасынка страны. «Родина» ДДТ наполняется новым смыслом, звучит горько и безнадежно.
Спектакль многослоен. В нем много аллюзий. И много красного. Красный платок Марины и гоголевская красная свитка. Окрашенные кровью перья пегаса. Летящая по небу птица-тройка под красным стягом. И вот уже тревожно на душе – а вдруг пистолет Достоевского с вечной его осечкой, в конце концов, выстрелит? вдруг красная тога и лошадиная маска вновь станут непременными атрибутами литературы?
Молодые актеры играют ярко, наотмашь. Музыкальное оформление эклектично и абсурдно, а потому органично. Пластика, хореография – сплошной гротеск, лаконичная, но изобретательная сценография – все вместе делает спектакль целостным и точным. Некоторые эпизоды вызывают улыбку и сейчас, когда пишу эти строки. Например, сцена с цыганами и бумажником. Или карамельно-стихотворная любовь Льва Николаевича к случайно подвернувшемуся мальчику. Или неудавшийся пистон. Или... Лучше посмотрите сами.
Что еще можно сказать о спектакле? В Камерном как всегда аншлаг. Зрители аплодируют стоя. И да, театр начинается с вешалки. Ею же и заканчивается. То, что между – магия!
(опубликовано в газете "Мысли" №11-ноябрь, 2017)
(фото с официального сайта Воронежского Камерного театра)
