Сигнал бедствия капитан Петренко получил без пяти минут шесть. Загрузившись в Буэнос-Айресе зерном до Портленда, балкер прошёл без происшествий почти пятьсот миль. Этот контракт получился длинным – девятый месяц без семьи. Пора домой. Хотя где теперь его дом?..
Риторические вопросы никогда не нравились Петренко. Тем более сейчас, когда от него требовалось другое: спасти людей, оказавшихся один на один со стихией. Это был незыблемый долг моряка, морской закон, стоящий выше всех прочих кодексов и правил.
– Вас понял, – ответил капитан по рации бразильской спасательной службе. – Меняю курс. Расчётное время подхода – два часа.
– Поторопитесь, – попросили в трубке. – Судно полностью потеряло управление. На борту восемь человек экипажа и два пассажира.
Петренко бросил взгляд на монитор – до линии шторма тридцать миль.
– Сделаю всё возможное.
Он отключил рацию и нажал кнопку судовой связи.
– Внимание! Говорит капитан корабля. – раздалось из динамиков. – Судно экстренно меняет курс. В тридцати милях на юго-восток от нас терпит бедствие парусный катамаран «Немо» под флагом Кипра. Экипажу приготовиться к форсированному ходу и спасательной операции.
Согласно морской практике, капитан обращался к команде на английском – в экипаже помимо русскоязычных моряков были филиппинцы и поляки. Вся команда слаженно, без лишней суеты приступила к её выполнению.
Вот уже пару лет, уходя в рейс, Андрей Кузьмич Петренко, всякий раз думал, что это в последний раз. Морская выслуга позволяла ему в любой момент сойти на берег. Но море не отпускало. Да и переезд семьи в другую страну требовал финансовых вложений.
Одесса, где он отучился в высшей мореходке, за тридцать лет сильно изменилась, превратившись из яркой, шумной, весёлой морячки в строгую, сухую старуху с поблекшими, выплаканными глазами. Особенно состарили её последние годы. Сыновья её разругались насмерть, брат пошёл на брата, и она – мать – ничего не могла с этим поделать...
Когда Петренко был курсантом ОВИМУ, никто даже в самом страшном сне не мог представить, что такое возможно. В роте с ним учились ребята со всего Союза. Белые лайнеры на причалах Морвокзала, украшенные флагами всех стран, белые кители капитанов, белые чайки, одинаково крикливые во всех портах мира... Когда они сидели с другом Фролом (Сергеем Фроловым) у пирса той весной 1991 года, перед защитой диплома, спорили лишь об одном – кто первый станет капитаном. Оба мечтали распределиться в ЧМП. И никто из них не подозревал, что Черноморское пароходство так скоро прекратит своё существование. И что капитанский пост им придётся зарабатывать при других обстоятельствах. Да что об этом вспоминать... Где интересно сейчас Фрол? Жив ли? – некстати подумал Петренко.
К нему подошёл вахтенный штурман.
– Кэп, есть связь с катамараном, – и протянул рацию.
– Говорит капитан балкера «Юнион». Находимся примерно в восьми милях от вас. Идём полным ходом. Уточните ваши координаты.
На том конце трубки назвали цифры. Петренко понял, что катамаран сносит в сторону, вглубь циклона.
– Что с судном?
– Рулевая коробка вышла из строя. «Ухо» отломилось. Судно неуправляемо.
– Ясно. Есть пострадавшие?
– Серьёзных – нет.
– Ладно. Держитесь, ребята! Мы идём. На связи.
И только закончив разговор, Петренко понял только, что английский язык, на котором шли переговоры, был для чужого моряка, как и для него самого, иностранным.
Балкер «Юнион» выжимал свой максимум – 15 узлов. Старпом держал связь со спасательной службой Бразилии. Стало ясно, что их судно – ближайшее к терпящему бедствие катамарану. Несмотря на это, по координатам выдвинулись для подстраховки ещё два корабля – греческий танкер и порожний сухогруз под флагом Панамы.
Окончательно рассвело. Петренко продолжал напряжённо всматриваться через бинокль в линию горизонта. Вскоре он увидел хорошо знакомую фиолетовую кромку циклона. Зыбь усилилась. Но гружёный балкер крепко держал курс.
Снова ожила рация.
– Говорит капитан «Немо», – раздалось в трубке.
– Слушает капитан Грант! – не удержался от шутки Петренко. – Я тоже люблю Жюль Верна.
– Нам не до шуток. У нас ещё одна проблема – обнаружена течь. – сообщили с катамарана. – пытаемся остановить, но трещина большая.
– Извини, дружище, – произнёс капитан, – полчаса продержитесь. Входим в зону шторма. Скоро будем.
«Юнион» с разбегу воткнулся в ватную гущу солёного тумана. Однако волны немного сгладились, присмирели. Петренко знал это явление штормовой «передышки», когда между двумя актами бури случается «антракт», резко ухудшающий видимость, но дающий возможность приблизиться к тонущему кораблю. Этот «антракт» мог длиться полчаса или час, но неизменно завершался ещё большим штормом.
– «Немо», как слышно меня? – крикнул в трубку Петренко.
– Капитан «Немо» слушает, – голос на том конце был уставшим, но спокойным.
– Видимость очень плохая. Включите все огни. По координатам мы близко.
– Уже включили. Ждём.
– Что у вас с течью?
– Устранили. Справились, слава Богу! – последние два слова капитан катамарана произнёс на русском.
Услышав родной язык, Петренко с облегчением вздохнул. Он понял, что они успели вовремя, и теперь всё будет хорошо. В тумане проступили пятна сигнальных прожекторов. Взвыла сирена.
– Вижу ваши огни, – перешёл он на русский.
– Я тоже вижу вас, «Юнион».
В этот момент сверху хлынул дождь. Серая стена воды встала между кораблями. Зыбь усилилась. Это означало, что «антракт» скоро закончится, и выплакавшись, буря грянет с новой силой. Оба капитана понимали это.
– «Немо», нас сильно раскачало, – произнёс Петренко. – Шлюпки спустить не сможем. Подойдём кормой с подветренной стороны.
– Вас понял, «Юнион». Готовы принять концы.
Балкер медленно развернулся, стал носом к волне и попятился кормой к катамарану. А потом, прикрывая «Немо» от ветра, прижался правым бортом. Среди дождя и тумана проявились, словно на чёрно-белой фотографии, фигуры людей. На палубах обоих кораблей стояли вымокшие насквозь моряки и глядели друг на друга. Этот взгляд длился одну минуту, а может быть, вечность... Те, кому случалось терпеть бедствие в открытом море, кому хоть раз приходилось прощаться с жизнью среди бушующих волн океана, – тот знает цену этому взгляду. Это взгляд внезапно обретённой надежды. Символ того, что это ещё не конец, и жизнь даёт тебе шанс всё исправить.
С палубы балкера полетели концы, их поймали матросы катамарана. Корабли тесно прижались друг к другу. Началась спасательная операция.
Закрепив на стропах ценный груз, быстро перебросили его на «Юнион». Матросы с двух сторон тянули канаты, но волнение усиливалось. Для переброски людей оставалось полчаса, не больше. Сначала к страховочным стропам привязали поочерёдно двух пассажиров и переместили на палубу балкера. Теперь борта кораблей бились друг о друга сильнее, тёрлись и скрежетали. Моряки «Немо» один за другим прыгали на трап, ловя подходящий момент. С каждым разом делать это становилось всё труднее и опаснее. Один человек сорвался вниз – матросам балкера пришлось буквально выдернуть его из бездны. Минутой позже – и его раздавило бы между бортами.
Капитан катамарана, еле удерживаясь на ногах, поправил крепление буксировочного троса. Он надеялся спасти корабль.
– Эй, капитан, поторопись, – крикнул в мегафон Петренко.
Тот махнул рукой и защёлкнул на поясе карабин страховки. Катамаран раскачивался на волнах всё круче, не оставляя шанса уцепиться за трап. Правым бортом «Немо» нырнул в воду и подпрыгнул. Время шло на минуты.
– Даю малый вперёд, теряем управляемость! – объявил Петренко. – Сможешь на ходу?
– Буду пробовать. Другого выхода нет!
Капитан Петренко до рези в глазах следил за движениями хрупкой фигуры, столь слабой и уязвимой в сравнении с яростной мощью стихии.
Когда между бортами образовалась пара свободных метров, капитан «Немо» выкрикнул:
– Вира! – и, оттолкнувшись, прыгнул в бездну.
Матросы балкера синхронно дёрнули спасательные концы – моряк уцепился за нижнюю перемычку трапа. Подтянулся, ухватился обеими руками. Из последних сил стал карабкаться наверх, подтягиваемый страховочными тросами. И вот наконец, перевалившись через борт, рухнул на палубу. В этот самый момент катамаран развернуло.
Капитан Петренко вдруг сорвал с головы капюшон и упал на колени возле чудом спасённого моряка. Он не поверил своим глазам.
– Фрол! Ты что ли?! – схватил за грудки обмякшее тело.
Спасённый разлепил мокрые веки и слабо улыбнулся.
– Он самый... Петрак?!
– Я.
Капитан «Немо» пошевелил рукой и, скривившись от боли, отключился.
– Во вторую каюту его! – скомандовал Петренко на ходу, взбегая на мостик. – Остальных тоже разместите и окажите первую помощь.
В рубке он задал рулевому курс и взял в руки микрофон судовой связи:
– Внимание экипажа! Говорит капитан корабля. Спасательная операция завершена. Все моряки «Немо» приняты на борт, продолжаем буксировку катамарана. Судно следует в порт Рио-Гранде. Экипажу приступить к своим обязанностям по судовому расписанию.
Петренко посмотрел на часы – от момента получения сигнала SOS до объявления прошло восемь часов. Доложив в спасательную службу Бразилии, уведомив капитанов судов, страхующих операцию, он опёрся спиной о стену рубки и прикрыл глаза.
Балкер «Юнион» натужно резал волну, упрямо выбираясь из шторма. На буксире болтался обессиленный катамаран «Немо». Все люди спасены – это главное. Только сейчас Петренко почувствовал нахлынувшую усталость. Выполнив главное, организм отключил режим мобилизации и позволил себе заявить о слабости и боли. Это нормально.
Гораздо труднее было отключить другое – неустанные, изнуряющие мысли о войне. И унять другую боль, привычно вонзающую в сердце ржавую, с зазубринами иглу. Сын Тарас – погибший и непогребённый – вставал перед глазами – улыбающийся, машущий рукой, обещавший вернуться. И навеки не выполнивший своего обещания. Капитан Петренко сжал кулаки и зубы. Ничего не исправить.
В ту весну Андрей Петренко через знакомых переправил жену с дочкой из Одессы под Полтаву. А потом переселил ещё дальше – в Варну. Курская родня жены, узнав на чьей стороне воевал сын, принять их отказалась.
Капитана Петренко грызло ещё одно: пропасть, разделившая их с сыном в последние годы. Сначала он списывал всё на извечную проблему отцов и детей. Потом понял, что не только это. Сам он дома бывал редко – всё старался семью обеспечить, рейсы не выбирал, менял суда, не глядя продлевал контракты. И упустил что-то важное. Когда пришёл в очередной отпуск – сын уже говорил исключительно на мове, усмехался над отцом, когда тот его не понимал. Начал делить людей на украинцев и москалей. А потом...
В дверь каюты постучались.
– Капитан «Немо» просит о встрече, – доложил вахтенный матрос-филиппинец.
– Пригласи! – распорядился Петренко.
Неожиданно его охватило волнение. С Фролом они не виделись десять лет. Последний раз встречались в Одессе на юбилее Мореходки. Столько воды утекло с тех пор. И столько крови пролилось...
– Разрешите? – на пороге стоял Сергей Фролов, его сосед по курсантскому кубрику, лучший друг, почти брат. Рука его была перевязана. Мокрые волосы примяты набок.
– Проходи, садись, – Андрей Петренко кивнул на кресло. – Документы принёс? – спросил лишь бы заполнить возникшую вдруг пустоту.
– Да. – Фролов вытряхнул из папки судовые документа, паспорта.
– Что с рукой?
– Да так, ерунда.
Петренко раскрыл наугад синий паспорт моряка. Фролов Сергей Петрович. Гражданин России.
– Давно под Кипрским флагом ходишь? – поднял бровь.
– Давно. Восемь лет.
Разговор не клеился. Формальные вопросы, задаваемые капитаном экипажу спасённого судна, казались плоскими, казёнными.
Капитан Петренко отодвинул документы в сторону.
– Слушай, к чёрту бумаги! Давай так: расскажи, как ты прожил эти 10 лет. А я – тебе расскажу. Можем же мы поговорить как старые друзья? Ну, или как новые враги... – взгляд Петренко зачерствел.
Он поднялся к шкафу, вытащил из бара бутылку рома и два квадратных стакана. Плеснул на дно каждого, подвинул один гостю.
– Ну что – за встречу? – предложил торопливо.
Фролов молча кивнул. Они клацнули стеклянными гранями и выпили.
– Хороший ром, – похвалил гость. – А водка есть?
– Горилка есть, – усмехнулся Петренко.
– Давай! – согласился Сергей.
Он сам разлил здоровой рукой по стаканам новый напиток.
– Вот теперь за встречу! – и, зажмурившись, выпил.
Жидкость обожгла горло, растопила сковавший грудь лёд. Он разглядел в чёрством взгляде спасшего его капитана знакомые мальчишеские черты.
– Как жил, говоришь? – задумчиво произнёс Сергей. – По-разному жил. Старался жить честно. Даст Бог, поживу ещё. Спасибо! – он поднял глаза на Петренко. – Тебе я обязан жизнью.
Андрей хотел что-то ответить, но вместо этого сморщился и со злостью плеснул по стаканам.
– Поживём ещё, да... – взгляд его стал свинцовым, чужим. – Но не все... – губы капитана побелели и задрожали. – Сына моего помянем – Тараса Петренко, – он с такой силой сжал в руке стакан, что тот едва не треснул.
В его глазах Фролов прочёл слепую ярость, увязанную смирительной рубашкой обстоятельств. Неутолимую ничем боль, гневный упрёк, адресованный лично ему – русскому моряку, другу юности, который сидит сейчас напротив и пьёт с ним, и благодарит за спасение.
– Тогда и моего помянем, – глухо добавил Сергей, сглотнув шершавый ком. – Ивана Фролова.
Петренко поднял на него усталые глаза:
– Там? – хрипло спросил, сомкнув на переносице брови.
– Там, – еле слышно ответил друг.
Моряки выпили и надолго умолкли.
Качка прекратилась. Шторм остался далеко позади. Ровный гул мотора смешивался со слабым треском судового динамика. Кто-то забыл отключить рацию.
Смерть сыновей будто уравняла их в горе, в нестерпимой, ничем не оправданной и не имеющей оправдания потере... И в праве жить дальше. И говорить об этом друг с другом, бесслёзно оплакивая своих детей.
Когда на горизонте показалась береговая линия Бразилии, два капитана – Фролов и Петренко – знали друг про друга всё: кто где работал, куда ходил, кого потерял, чего лишился... Разделившие их десять лет спрессовались в три часа, промелькнувшие как три мгновения. Но вместившие в себя много больше судовых журналов, официальных бумаг, казённых рапортов...
Граница их стран, превратившись в огненный рубеж, опалила их судьбы, обожгла семьи. Остались головешки, которые предстоит разбирать и разбирать не одному поколению. Но дружба их уцелела, и высилась теперь над руинами прошлого, как печная труба среди пожарища. Как маяк, вернувший надежду на спасение...
Жизнь двух моряков – русского и украинца – просолилась и выпарилась, оставив самую суть – солёный концентрат, пересыщенный раствор горя и боли. Чьего горя больше? Чьей боли? Не измерить, не взвесить...
Здесь, среди суровых, бесстрастных волн Атлантики, их боль сплавилась воедино. Их отдельные горькие судьбы слились в общую трагедию отцов, оставшихся вопреки всему друзьями, но потерявших ставших врагами сыновей...
В порту Рио-Гранде моряков ждали. Как только экипажи «Юнион» и «Немо» ступили на берег, их окружила толпа журналистов. Заморгали вспышки. Заработали камеры.
– Если бы вы знали, что под флагом Кипра работает российский экипаж, стали бы их спасать?
– Отражаются ли международные санкции на Конвенции по морскому праву?
– Вправе ли суда под российским флагом рассчитывать на помощь украинских моряков?
– На каком языке вы общались на борту «Юнион»? О чём говорили?
– Это правда, что вы учились вместе в Одессе?
– Вы говорили о политике, о войне?
– Смогли бы вы работать в одном экипаже?
Ни Петренко, ни Фролов не проронили ни слова. Ни один вопрос журналистов не был удостоен ответа. Оба капитана не хотели разменивать на слова то, что возникло между ними в тот день. А через пару часов, уладив формальности, ударили по рукам, обнялись крепко и разошлись как в море корабли...
...И вновь за бортом тревожно шумят волны. Угрожающе ревёт океан. Коварные течения толкают корабли на скалы. Густеют на горизонте тучи, гремят шторма. И, кажется, весь мир – это безумный корабль с терпящим бедствие человечеством на борту...
И снова летит в эфир отчаянный сигнал SOS! Спасите наши души! И кто-то вновь придёт на помощь. А как иначе? По-другому и быть не может... Об этом вам скажет любой моряк.
