Рассказ "Тишка"

Стройка кипела, опережая лето. Дом рос статным и красивым – даже не верилось, что семейная мечта так скоро может стать реальностью. С пятницы взялись за кровлю. Два дня отработали – восточный скат готов.

Виктор ехал спозаранку, чтобы до приезда строителей оценить качество работы – уж больно подозрительная скорость у бригады. Свернув с магистрали, подкрутил ручку приёмника и во весь голос стал подпевать группе «День». День обещал быть удачным. Хотя настроение и так лучше не бывает. Виктор сдал проект, получил крупную премию – теперь денег должно хватить и на остекление, и на террасу, и на забор. Пожалуй, и на пару недель отпуска останется.

Посвежевший после дождей лес обступал дорогу торжественно и величаво. Дубы простирали кверху ветвистые лапы, юный подлесок задиристо взбегал к обочине. Если бы был выходной, рядом мелькали бы другие машины, – трасса здесь довольно оживлённая. Но сегодня среда, и шоссе было пустым. Виктор отвлёкся на мгновение, чтобы прибавить звук. В этот миг слева неожиданно выпорхнула птица. Попыталась обогнать железный табун лошадей – куда там! Сделав отчаянный рывок, взмыла вверх, но не успела. Виктор, хоть и затормозил, но по касательной задел её лобовым стеклом. Она отлетела, как волан бадминтона. В зеркало водитель заметил живой клубок с вывернутым неуклюже крылом. «Эх, глупая птица!» – выругался в сердцах и, сбавив скорость, поехал дальше. Подпевать больше не хотелось.

«Сколько животных гибнет сейчас на дорогах, – сокрушённо подумал Виктор. – Вон у Степановых собаку сбили. А голубей как давят!» Только что на повороте видел он расплющенного ежа... Не говоря уже о городских кошках, обречённых закончить жизнь, если не под колёсами автомобиля, так в пасти бездомных собак... Но рассуждения об абстрактных животных не помогали забыть о только что сбитой птице. Чем дальше отъезжал Виктор от места столкновения, тем сильнее сжимал руками руль. Непривычная горечь расползалась пятном в груди. «Вот бабские сантименты!» ­– обозлился он на себя и закурил. А если бы – не приведи Господи! – под колёсами оказался человек, вокруг никого – он тоже уехал бы? Нет, конечно! Что он – отморозок конченый?! Но так это ж не человек! И мозгов там никаких. Так что...

Тут Виктор ярко представил себе картину: сбитый человек лежит на дороге и видит, как на него несётся многотонный грузовик великана. Он не может ни встать, ни отползти в сторону. А великан не видит пострадавшего просто в силу устройства циклопического зрения. Шоссе по-прежнему было пустынным. Но всё может измениться в одну минуту...

Виктор ударил по тормозам и, чертыхаясь, развернулся на узкой дороге. Поехал вспять, отмеряя внутренним чутьём обратную дистанцию. Скорость сбавил. Радио выключил. Небо зарябило кучевыми облаками, шоссе стало пятнистым. Навстречу проехал трактор, которого он обогнал минут десять назад. Мужчина до рези в глазах всматривался в шероховатый асфальт, подмечая то, что на скорости не заметить – мохнатый кусок покрышки, пятно мазута, рыжий кирпич, растёртый колёсами в крошку... Взяло сомнение: может оклемалась птица и улетела? Бывает же такое! Ну ударил, ну оглушил слегка. Или кошка приблудная уже утащила её себе на обед – а он, дурак, сверлит глазами асфальт, да время теряет.

Но вот на дороге показался едва заметный в переливах светотени живой пуховый комок. Виктор съехал на обочину и включил аварийку. Подошёл к сбитой птахе.

Это был желторотый слёток воробья. Птенец лежал на горячем асфальте, беспомощно раскрыв клюв и растопырив выбитое крыло. Когда он попытался взять его в руки – зашевелился, засучил лапками. «Жив, камикадзе!» – обрадовался Виктор и погладил пальцем крошечную головку с чёрными щёчками. – «Ну уж теперь я тебя выхожу!» – и понёс в машину. Воробей уютно расположился в его ладони. И крыло, будто бы вправилось, прилегло к тельцу. От сердца отлегло. Слава Богу, не успели додавить бедолагу. Вовремя он вернулся.

Виктор соорудил из куртки гнездо и уложил в него раненого воробья. «Тишкой будешь!» – нарёк он спасённого, включил кондиционер и потихоньку поехал на стройку. Как-то от мужиков надо свою находку скрыть – а то ж объяснять придётся! Дочке привезти вместо попугая? Ладно, там видно будет. Главное – выходить.

 

На стройке вовсю кипела работа. «Приехали пораньше, пока погода хорошая» – объяснил бригадир. Небо полностью очистилось от облаков и замерло в безмолвии.

Понаблюдав за происходящим, Виктор понял, что зря приехал. И проверять ни к чему, да и нечего пока. Так только, под ногами путаться.

Он пошёл в бытовку, чтобы сделать для Тишки лежанку. В ближайшие часы здесь никого не будет. Расстелил в коробке махровую салфетку, поставил рядом блюдечко с водой, накрошил хлебных крошек. Бережно перенёс воробья из машины. Он вроде бы успокоился, не бился и не дёргался в его руках. Но когда Виктор окунул клюв в воду – пить не стал. «Ну и ладно, попьёшь, когда захочешь!» – он погладил ласково сложенные крылья и вдруг почувствовал, что воробей мелко дрожит. «Перебрал с кондюком – вот дурак!» – огорчился Виктор и включил над Тишкой настольную лампу. Дрожь унялась, воробей задремал. Мужчина вышел из бытовки и пошёл вдоль дороги. Нужно было сделать пару звонков по работе и предупредить жену, что привезёт с собой Тишку, – пусть клетку готовит, на антресолях от попугая осталась.

Через десять минут он вернулся. Воробей неподвижно лежал в ящике, поджав крючком лапки. Он легонько пошевелил оперенье – сквозь них виднелось фиолетовое тельце. Глаза Тишки были подёрнуты плёнкой, как у спящих на насесте кур – Виктор с детства помнил этот мутный, невидящий взгляд несушек. Однако в ответ на шевеление или посторонний звук те вмиг просыпались. А воробей – нет. Когда он попытался взять его на ладонь, маленькая головка безвольно свесилась в сторону. Виктор понял, что Тишка мёртв.

Как же так?! Он ведь сделал всё, чтобы спасти воробья – вернулся с полдороги, подобрал, согрел... Он был уверен, что всё самое страшное позади. Он чувствовал себя добрым вершителем птичьей судьбы. Предвкушал, как привезёт раненого домой, как будут они с дочкой Маришей его выхаживать, а потом выпустят красиво в синее небо... а воробей взял и сдох. Жгучая жалость смешалась со стыдом и досадой на сбитого, так и не оправившегося после удара птенца. Виктор смотрел на Тишку, смутно надеясь, что он встрепенётся, – но нет, смерть была окончательной и бесповоротной.

 

– Виктор Петрович! – раздалось в открытую дверь. – Утеплитель на торце, с вашего позволения, я заменю. Сырой гнить будет, – спрашивал бригадир.

– Да-да, меняйте, – глухо ответил хозяин, спешно прикрыв птичий трупик салфеткой.

Бригадир кивнул и ушёл.

Виктор взвесил на руке завёрнутого в салфетку воробья, который сделался ещё легче. Спрятал свёрток в карман, поискал глазами лопату и пошёл низами к лугу. Выбрал свободный от травяных зарослей пригорок, снял квадрат дёрна, вынул лопату земли – большей могилы и не требовалось. Опустил завёрнутого в махровый саван птенца в ямку, сбросил землю, заложил отверстие тем же квадратом дёрна и придавил ногой. Постоял, не зная, что делать дальше. Подобрал валявшуюся неподалёку палку, обломил, пометил место захоронения. Потом выдернул и закинул в овраг. «Совсем с ума сошёл!» – подумал тоскливо. Быстрым шагом вернулся к стройке, бросил лопату и сел за руль.

­– Уже уезжаете? – удивился бригадир, так и не поняв цели приезда хозяина.

– Дела! – выдавил из себя Виктор.

Машина, взметнув песок из-под колёс, рванула по дороге.

 

– Где же Тишка? – спросила с порога жена. – Я Марише ничего пока не говорила – пусть сюрприз будет!

– Не будет сюрприза. Умер Тишка, – Виктор нахмурился, чтобы скрыть накатившую снова боль.

Ирина приняла из рук мужа мятую куртку и пошла следом на кухню.

– Ну Вить, ну что ты так расстраиваешься? Подумаешь, воробья сбил – не человека же!

Мужчина склонился над тарелкой, поковырял вилкой, но есть не стал.

– Сам не понимаю, как так вышло. Выпорхнул сбоку. Вроде и удар был несильный...

В кухню заглянула дочка:

– Пап, а какой сюрприз ты привёз? Мама не сказала, – девочка хитро улыбнулась и потёрла курносый, как у отца, нос.

– Мариш, подожди, папа очень устал. Поиграй пока в своей комнате, – попросила мать.

Когда дочь скрылась за дверью, вытащила из шкафчика пакет орешков и протянула мужу:

– Возьми, пусть это будет сюрпризом.

Мужчина криво усмехнулся и поднял глаза на жену:

– Я ведь не сразу подобрал его. Сначала уехал. Наверное, зря я вернулся, – он скупо пересказал печальную историю, завершив словами: – Хреновый из меня спасатель.

– Тебе что – было бы легче, если б он остался лежать на дороге?

– Не знаю, – пожал плечами Виктор.

– Я знаю. – Ирина строго посмотрела на мужа. – К нам в отделение привозят людей с черепно-мозговыми, оперируем в срочном порядке, и всё равно выживают далеко не все, – что же хирурги думать должны? Корить себя? Мучиться угрызениями совести после каждого летального исхода? Нет, мой дорогой.

– Так ведь не хирурги своих пациентов сбивают?

– Нет, конечно. Хотя всякое бывает, – нахмурилась Ирина. – Но и не каждый водитель вызовет скорую к сбитому человеку. Некоторые и не останавливаются даже. Особенно, если пьяный за рулём... И потом, вернулся ты не за воробьём.

– За кем же ещё? – не понял Виктор.

– Не за кем, а за чем, – поправила жена. – За совестью ты своей вернулся! Вот если бы не подобрал, если б увидел его на обратном пути раздавленным всмятку – вот тогда совсем другие бы чувства испытал.

– Ты и правда так считаешь?

– Правда. Кто-то и у сбитого человека не затормозит, а кто-то за воробьём вернётся. – Ирина обняла мужа за плечи и подвинула к нему тарелку. – Давай, ешь!

Через день Виктор уже не помнил ни о воробье, ни о разговоре. Через неделю закончили крыть кровлю. Через месяц укатили всей семьёй на море. Через год вселились в новый дом.

 

Однажды, июльским днём, после короткой оглушительной грозы, на террасу, где собирались обедать, вбежала запыхавшаяся Мариша:

– Папа, папа, скорее пойдём! – она схватила отца за руку и поволокла за собой.

– Доча, что такое? Что стряслось? – упирался Виктор.

– Не скажу! Сам увидишь! – девочка тащила за собой отца к лугу и перелеску. – Закрой глаза! – потребовала дочь, и последние несколько шагов он сделал вслепую, осторожно ступая среди густых зарослей разнотравья.

– Всё. Можешь открывать! – скомандовала Мариша и гордо добавила – у кошки отняла.

Виктор опустил взгляд и увидел на земле... своего Тишку. Воробей нахохлившись, сидел возле сосновой шишки и хватал клювом воздух. Одно крыло висело перебитое.

– Мы ведь не оставим его здесь, пап? – дочка просительно глядела на отца, переминаясь с ноги на ногу.

– Нет, конечно! – сглотнул комок Виктор, и, присев, взял воробья в руки.

Он почувствовал в ладони тёплый, почти невесомый клубок перьев с биением крохотного сердца. Воробей трепетал и царапал руку нежными коготками.

– А как мы его назовём? – оживилась дочь, обрадованная неожиданно лёгким согласием отца.

– Тишкой! – не задумываясь ответил Виктор.

– Ура! – закричала девочка и принялась кружить вокруг отца. – Тишка, Тишка! Мама, это Тишка! – она, размахивая руками, побежала к дому. – Мама, мы будем его лечить! А потом выпустим на свободу!

Мать стояла на крыльце и глядела из-под руки на мужа с дочкой. Шумела умытая дождём дубрава. В высоком небе дрожало одинокое похожее на птичье крыло облако.

Воробей

Вернуться к началу

Поделиться и обсудить: