Митяй – так звали пса, которого я видела единственный раз в жизни.
Чёрт меня дёрнул заглянуть перед сном в ленту новостей. На меня посмотрели с этой ленты полные боли собачьи глаза.
Приюту требовалась помощь в перевозке больного пса до ветклиники. Нужна была машина. Сначала я по инерции листнула ленту, но вскоре вернулась к объявлению. «Митяй очень мучается от боли» – было приписано в самом конце. Но приписку можно было не делать – и так видно по глазам. В полночь я отправила сообщение, что завтра готова помочь. С раннего утра созвонилась с руководителем приюта и в 10, как он и назначил, приехала за Митяем. Ждать пришлось довольно долго. За железным забором лаяли на разные голоса собаки. Четверо дворняг лежали в пыли за воротами – им не хватило места в переполненном приюте.
Наконец, двое мужчин вынесли на одеяле довольно крупного, но совсем ещё молодого пса. Передняя лапа его была практически оторвана и болталась на лоскуте кожи, из неё капала кровь. Из раны торчал белый осколок кости. Были ещё какие-то перевязки, спицы... но я запомнила эту лапу. Митяя погрузили на одеяло в багажник и объяснили, куда везти. Я поехала, стараясь смягчать кочки и неровности дороги, боясь причинить бедняге дополнительную боль. С трудом нашла ветклинику, спрятанную в глубинах старых дворов. Раскрыла багажник – пёс забился в самый угол. Врачи попытались вытащить его за поводок, но он не дался. Тогда стали лечить прямо в багажнике – сделали успокоительный укол, перевязали пасть бинтом, а потом и наркоз ввели внутривенно. Всё это время Митяй отчаянно сопротивлялся, сражался за жизнь, в собачьем понимании – это значит, пытался вырваться на свободу. Бился в багажнике, скалил зубы от страха и нестерпимой боли. Кровь лилась уже ручьём. Из слов ветеринаров я поняла, что Митяй у них не впервые, месяц назад ему была сделана операция. Но послеоперационный уход не оказывался – раны не перевязывались, ни антибиотики, ни обезболивающие не кололись, даже катетер не был удалён... В итоге – сепсис, несовместимый с жизнью.
Митяя усыпили, когда я ещё сидела в машине во дворе ветклиники, размазывая слёзы по щекам. Про сепсис и усыпление я узнала через 10 минут после сдачи Митяя в руки ветеринаров.
Слезливая история, – скажет кто-то, – таких десятки в интернете. Про человеческую жестокость, про безответственность по отношению к животным, про отсутствие законодательства... Всё так. Я не знаю, как Митяй оказался в таком положении, кто его сбил или избил, как он попал в приют, сколько там пробыл. Но у меня возникло несколько вопросов, которые я не знаю, кому адресовать. Зачем забирать из клиники собаку, если нет возможности выходить её после операции на месте? Зачем говорить, что всё дело в не оказавшейся вовремя под рукой машине, когда дело совсем в другом? Сепсис не развивается за один день. Раны гноились несколько недель, их не обрабатывали, и ничего не делали, чтобы облегчить боль Митяя – не потому что люди злые, а потому что элементарно нет навыков и даже времени делать это (в приюте семь сотен собак – накормить бы всех). В итоге Митяй реально умирал в муках. За что?..
Последнее, что он сделал, и что я запомню на всю жизнь... когда Митяй стал засыпать от наркоза, прямо в багажнике, он вдруг... завилял хвостом. То ли подчинился людям, причинившим ему боль, то ли увидел радугу, на которую предстояло взбежать...
